Ветер бился о стекло всю ночь. То с дерзкой силой, как вторгающийся
вор, то робко, полушёпотом, как продрогший голодный бродяга. Всю ночь в окно
стучали кормушка для птиц и оборванный кабель спутниковой антенны.
Эле не спалось. Почему-то вспомнился фильм о горе Нараяме**,
на которую уносили уже бесполезные рты – стариков и старух старше семидесяти – умирать
от голода, холода и жажды. Вернее, не сам фильм, а пережитый тогда ужас
от этой дикой жестокости. «Чужие нам нравы. Чужие и бессердечные», – несколько
дней кряду после просмотра пыталась утешить себя Эля.
Второй раз такое же чувство безысходности Эля пережила в
студенческие годы. Их, потенциальных медсестёр гражданской обороны, повели на
экскурсию в бомбоубежище, выстроенное на случай ядерной войны. Показывая места
хранения воды и уголки для сидения, преподаватель сообщил, что первыми всегда спасаются
дети и женщины детородного возраста; старики и инвалиды в убежище принимаются в
последнюю очередь. Разум не противился: всё верно – спасать надо будущее. Но сердце
вопило от недоумения: «Но как же, как же оно, это будущее, будет жить без
мудрости поколений и милосердия!?».