Почему нелегко простить?

Почему так легко обидеть и так трудно простить, то есть, проявляя снисходительность, снять с кого-чего-нибудь вину, извинить, освободить, избавить от обязательств?

Вроде бы, даже название необходимого действия располагает к добродетели. Глагол «простить» – близкий родственник прилагательного «простой» («прямой, открытый, свободный, непринужденный»). А, как утверждает Макс Фасмер, праславянское *pro-stъ образовалось от рrо- и *sto-, где последнее весьма близко к литовскому ãpstas – «обильный, щедрый, широкий».

Щедрый же, в свою очередь, – это не просто не скупой, но охотно тратящийся на других. В верхнелужицком языке (а лужичане ныне живут в Саксонии и Бранденбурге) šćedry, šćedrić означает «крошить», в нижнелужицком šćodry – также и «добродушный, кроткий». Если же проследить происхождение слова «кроха» (результат крошения), то в литовском и греческом языке мы встретим и такие значения, как: krušù, krušaũ, krùšti – «дробить, толочь» и κρούω «толку, стучу».

Вот и получается: чтобы простить – от души, без штрафных санкций и воздыханий, – приходится постучать по себе, истолочь себя, раздробить в крупу, а порой и в муку растереть, и отдать часть тому, другому. Возможно, обидевшему до слез. Возможно, заставившему потерпеть урон. Возможно, и не достойному (на наш взгляд) такого великодушия. На такой подвиг души и в самом деле способен только очень сильный человек.

К слову, праславянское silа родственно литовскому síela «душа, дух, чувство» и древнепрусскому nosēilis «дух». А дух, как известно, нисходит от Бога. Даже в языке есть тому подтверждение: литовское daũsos «воздух», dvãsė «дух, душа», dvesiù, dvė̃sti «дохнуть», греческое θεός «бог».

Как там говорит нынче молодежь: «Читай классику – девушки любят умных»?